Кто точно знает, сколько у нас малого и среднего бизнеса? Кто-нибудь его считает? По большому счету, статистике большой веры нет, а у регистрационной службы налоговой инспекции, которая знает, сколько предприятий зарегистрировано, а сколько ликвидировались, вряд ли этих данных допросишься. Уверенность на 99 процентов.
Тем не менее кое-какие данные у нас есть. В прошлом году они прозвучали из уст замначальника Ростехнадзора: у нас в области 43 тысячи юрлиц и 67 тысяч предпринимателей без образования юридического лица. Вот это наш омский бизнес. И, думаю, никто не возьмется сказать, много это или мало. Потому, главным образом, что бизнес – это довольно хрупкая вещь. Бросающихся в этот предпринимательский омут немало. Но известно же, что реально заниматься бизнесом может только два процента населения, а получится только у половины из этих двух процентов. Потому и приобретает важнейшее значение вопрос, как чувствует себя наш бизнес, как ощущает, насколько устойчив.
Мы внимательно всматриваемся в то, какие условия созданы для нас, тех, кто рискнул и взялся за собственное дело. Власть на всех своих этажах говорит об этих условиях, но, к сожалению, больше говорит, чем реально делает. Спросите у предпринимателей (лучше анонимно), и вы получите картину, далекую от тех оценок, что звучат с трибун и телеэкранов. Вот кто такой инвестор? В принципе инвестор – это тот, кто создал предприятие и который работает в реальной экономике. К сожалению, у нас, если ты даешь кому-то деньги (инвестор?), это чревато потерей бизнеса.
Особенно для малого, среднего предпринимателя и «чэпэшников». У них нет возможности содержать сильных юристов, потому крупный бизнес всегда выигрывает, разоряя мелкий. И конечно, важно: договора надо подписывать, внимательно читая текст.
Но это, считают многие предприниматели, лишь полбеды. Гораздо сложнее поведение государства. И надо прямо говорить, что экономические условия, созданные для предпринимателей, не дают развиваться бизнесу. И Омская область не исключение.
Прежде всего стоит говорить о тарифной политике. Возьмем электроэнергию. В США один киловатт стоит 6,5 цента, это около полутора рублей. У нас же за киловатт берут от трех до пяти рублей. И все деньги уходят в Омскэнергосбыт, который накопил, по некоторым данным, свободных активов около семи миллиардов рублей и где-то их разместил (из отчетов понять где – невозможно).
Или другой факт. У нас семь крупных монополистов добывают нефть. При этом себестоимость добычи барреля нефти примерно пять долларов. К этому добавим транспортные расходы и расходы на переработку. Тогда можно получить стоимость литра бензина. Но нет, у нас литр бензина привязан не к себестоимости, а к биржевой цене нефти – к 110 долларам за баррель. После этого будет кто-то удивляться, что у нас перелеты и перевозки как минимум вдвое дороже, чем в ЕС?
Тарифы на воду за пять лет выросли в десять раз. И РЭК этот рост не контролирует. А предпринимателя-то зовут в реальное производство…
С налогом на землю еще интереснее. После кризиса многие призывали кадастровую стоимость земли признать несправедливой. Налог и в самом деле виделся запредельным. И после переоценки кадастровой стоимости земли сумма собираемых в 2011 году денег в городскую казну снизилась на три миллиарда рублей. Это ровно то, что раньше незаконно собиралось с предпринимателей.
Транспорт, конечно, не обойдется без моторного топлива. И это для любого предприятия существенная статья расходов. Но нам приводят пример «Газпром нефть Омск» и «Газпром нефть Кемерово». В Кемерово дизельное топливо на два-три рубля дешевле, чем в Омске. Почему? И зачем? А затем, что, продавая более миллиона тонн топлива всего на один рубль дороже, «Газпром нефть Омск» имеет дополнительно миллиард рублей. А наши омские предприниматели не имеют в результате конкурентного преимущества (хотя могли бы иметь).
Кстати, известно же, что в США посчитали: повышение стоимости бензина на 10 процентов приводит к снижению ВВП на 0,4 процента. В Германии каждый владелец бензозаправки обязан регулярно отчитываться, за сколько купил и за сколько продает топливо. А мы почему-то не хотим ничего считать. Заменяя счет и контроль призывами создать условия для малого и среднего бизнеса.
Как должны выживать с такими налогами предприниматели? Если верить Федеральной службе судебных приставов, долги за услуги ЖКХ по стране уже наверняка превысили один триллион рублей (в декабре прошлого года было 800 миллиардов). Налоговые инспекции, пенсионные фонды сидят без денег, но при этом на санатории и спортивные состязания деньги где-то находят. Это рачительно?
А эффективно ли, что НДФЛ и ЕСН за работника платит работодатель?
А может быть, изменить систему, пусть эти налоги платит сам работник.
Тогда он, во-первых, будет расставаться со своими деньгами, а во-вторых, за свои кровные он и спросит жестче за те же очереди в поликлинике и врачебные поборы.
А сколько копий сломано о нотариат. Чтобы получить у нотариуса, скажем, доверенность, нужно сначала пять дней ждать справку в налоговой. А потом и у нотариуса сроки выйдут. А почему у того же нотариуса физическому лицу за полстранички печатного текста надо заплатить 1200 рублей, а предпринимателю это удовольствие обойдется уже в 1700?
Машинистка вспотеет больше? И почему не растет число нотариусов, что могло бы привести к снижению цен? А потому и не растет, поскольку, говорят, имеет место картельный сговор – расширять сеть окопавшиеся в ней никак не хотят. И прокуратура на все это смотрит сквозь пальцы.
Рискую перегнуть палку, но предприниматели действительно считают, что в силу налога на землю, высоких тарифов на электроэнергию, воду, в силу того что «одно окно» до сих пор абсолютная фикция, нормальный бизнес почти невозможен. И не случайно более половины индивидуальных предпринимателей работают по черным и серым схемам. Вот таковы реальные условия для малого и среднего бизнеса, которого только в отчетах у нас много и которому все больше на словах помогает государство.
Разве не так? Давайте обсудим.
Публикуя это мнение предпринимателя В., мы приглашаем к разговору всех, у кого есть своя точка зрения на заданную тему.
